Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
пятница, 19 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
А он говорит: "У меня не любовь, а большая кровопотеря.
Каждая встреча - бой, каждая схватка - боль.
Я ничего не значу и никому не верю,
Но я хочу жить, когда - хоть на миг - с тобой."
И я улыбаюсь, я плачу, реву над его правым ухом,
Кричу на него, бинтую худые запястья,
И сердце в груди колотится глухо-глухо,
Как будто во мне вдруг обрелось счастье.
Он говорит еще что-то, про зло и силу,
Про то, как он хочет свергнуть и обезглавить
Царя и царицу, и их малолетнего сына...
Я отвечаю: "Ладно".
Он рвется птицей, соколом, я же - ужик.
Я неба не видела и не познала свободы.
Я просто киваю и думаю, что взять на ужин,
Один на один желая остаться с болью
И страхом, и смертью, арестом в 15 суток.
Зачем мне все это, я - слабая женщина, хватит...
Однажды он назовет меня лживой сукой,
А я больно дернусь, ножом прорезая скатерть.
Каждая встреча - бой, каждая схватка - боль.
Я ничего не значу и никому не верю,
Но я хочу жить, когда - хоть на миг - с тобой."
И я улыбаюсь, я плачу, реву над его правым ухом,
Кричу на него, бинтую худые запястья,
И сердце в груди колотится глухо-глухо,
Как будто во мне вдруг обрелось счастье.
Он говорит еще что-то, про зло и силу,
Про то, как он хочет свергнуть и обезглавить
Царя и царицу, и их малолетнего сына...
Я отвечаю: "Ладно".
Он рвется птицей, соколом, я же - ужик.
Я неба не видела и не познала свободы.
Я просто киваю и думаю, что взять на ужин,
Один на один желая остаться с болью
И страхом, и смертью, арестом в 15 суток.
Зачем мне все это, я - слабая женщина, хватит...
Однажды он назовет меня лживой сукой,
А я больно дернусь, ножом прорезая скатерть.
понедельник, 15 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Во мне твоя страшная лютая сила, твоя невозможность и безупречность.
Какой же ты, сука, запретно красивый, когда обнимаешь меня за плечи.
Меня ничего уже не излечит, я сам пропитал себя керосином
И чем-то таким грязным, пошлым, крысиным...
Как будто ты был восхитительно сильным,
А я оказался вечным.
Ты жмешься крепко и стонешь громко, отмечаешь меня каленым железом.
Я запиваю тебя водкой и ромом, текилой и виски, но все бесполезно.
Как ни мешай - горло вспорото лезвием в темном и пыльном углу укромном,
Где я проявляю особую кроткость,
Где нет никого, никого, кроме
Нас, что вместе до гроба.
Я бы убил тебя сам, я бы вывернул твою суть, чтобы распять ее правдой.
Только один ни за что не спасусь, так как мне этого вовсе не надо.
Если б твой бог даровал мне награду,
Думаешь, я попросил бы тебя вечно рядом?
Думаешь, это несло бы мне смысл и радость?
Я не влюбляюсь в сук.
Уходи, пока солнце закатно пьянеет, пока я решительно-мертвецки пьян.
Что-то в груди у нас окаменело и превратило чувства в изъян.
Если кто проклят на эту волю, пусть лучше им буду я.
Убирайся, пошел, не трави - не яд.
Запомни - однажды я онемею
И буду смолчать рад.
Какой же ты, сука, запретно красивый, когда обнимаешь меня за плечи.
Меня ничего уже не излечит, я сам пропитал себя керосином
И чем-то таким грязным, пошлым, крысиным...
Как будто ты был восхитительно сильным,
А я оказался вечным.
Ты жмешься крепко и стонешь громко, отмечаешь меня каленым железом.
Я запиваю тебя водкой и ромом, текилой и виски, но все бесполезно.
Как ни мешай - горло вспорото лезвием в темном и пыльном углу укромном,
Где я проявляю особую кроткость,
Где нет никого, никого, кроме
Нас, что вместе до гроба.
Я бы убил тебя сам, я бы вывернул твою суть, чтобы распять ее правдой.
Только один ни за что не спасусь, так как мне этого вовсе не надо.
Если б твой бог даровал мне награду,
Думаешь, я попросил бы тебя вечно рядом?
Думаешь, это несло бы мне смысл и радость?
Я не влюбляюсь в сук.
Уходи, пока солнце закатно пьянеет, пока я решительно-мертвецки пьян.
Что-то в груди у нас окаменело и превратило чувства в изъян.
Если кто проклят на эту волю, пусть лучше им буду я.
Убирайся, пошел, не трави - не яд.
Запомни - однажды я онемею
И буду смолчать рад.
вторник, 09 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
«Очередной флэшмоб.
Вы отмечаетесь в комментариях — мы меняемся буквами. У себя в дневнике пишете 10 слов, начинающихся с буквы, которую я вам дам, так или иначе связанных с вашей жизнью.»
От RedQueen досталась буква "Л"
KRaF подкинул К
человек-асимптота не пожалел целой П))
кретин многофункциональный и его роскошная Р
Вы отмечаетесь в комментариях — мы меняемся буквами. У себя в дневнике пишете 10 слов, начинающихся с буквы, которую я вам дам, так или иначе связанных с вашей жизнью.»
От RedQueen досталась буква "Л"
KRaF подкинул К
человек-асимптота не пожалел целой П))
кретин многофункциональный и его роскошная Р
понедельник, 08 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Ласкай меня, ополаскивай, словно лютую юную ласточку, отбившуюся от стаи, бьющую твое стекло. Вырывай из меня тепло, пока биться не перестану, не застыну как пеноблок, пока выгляжу злой и странной, пока воля моя не истает, не закончится птичий срок.
А как только я стану строже, в твоих пальцах очеловечусь, запою на твоем языке, то возьмись рассказать мне, кем коротать буду эту вечность, чьи достались худые плечи, без крыла и пера (как страшно). Без отчаянной приму дрожи, что душа моя стала легче.
Научи меня своей жизни, как в ней спать и не задыхаться, как глотать кислород и правду, улыбаясь безумным старцем, замирать, как и ты, на старте, ложь и бред пеленать в усталость. Все в меня ты вживи, пожалуй, чтобы птица во мне сдыхала.
А коль вспомнится мне былое, и полетов душа захочет, привяжи меня к себе крепче, чтоб не дергалось, что болит. Коль увидишь, что лезут крылья, прорываются через кожу, будь к мечтам моим милосерден – хирургически удали.
А как только я стану строже, в твоих пальцах очеловечусь, запою на твоем языке, то возьмись рассказать мне, кем коротать буду эту вечность, чьи достались худые плечи, без крыла и пера (как страшно). Без отчаянной приму дрожи, что душа моя стала легче.
Научи меня своей жизни, как в ней спать и не задыхаться, как глотать кислород и правду, улыбаясь безумным старцем, замирать, как и ты, на старте, ложь и бред пеленать в усталость. Все в меня ты вживи, пожалуй, чтобы птица во мне сдыхала.
А коль вспомнится мне былое, и полетов душа захочет, привяжи меня к себе крепче, чтоб не дергалось, что болит. Коль увидишь, что лезут крылья, прорываются через кожу, будь к мечтам моим милосерден – хирургически удали.
суббота, 06 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Один. Воздух горчит, как ртуть, мнется бумажным стаканчиком в тонких пальцах. Мальчик, коль влюбишься, сразу же спятишь. Время вспять не повернуть. Я живу с четверга на пятницу, а в субботу, должно быть, умру.
Два. Под окнами воют коты о любовных фигурах от круга до многоугольника. Мы приходим в мир пустыми и голыми со зрачками расширенными от наркоты. И плачем, и плачем, и платим за всё. И за всех, кто не ты. Кто нас не спасет.
Три. Распирает от нежности и тепла, разъедает фальшивый лёд у предсердий. Сказки требуют пересказать их на новый лад. Будь милосерден… Когда бог на меня рассердится, расскажи ему, что я сгорела дотла.
Четыре. Птицы разбились по парам, схоронились по клеткам. Ты пахнешь горячим летом, сухим ветром, жженым песком. В горле тут же берется откуда-то ком. А ты гнешься с изяществом тренированного гепарда, дитя зоопарка. Помнишь, как за партой ты сидел какой-то другой девчонкой, чтоб потом слать к черту? Переступать, да перечеркивать…
Пять. Снег крошится в стекло, растекается морем. Ты знаешь, ты ведаешь, что же такое горе? Где твой край, твой опасный склон? Где я встречу тебя опять, чтобы бросить спать?
Как же это банально. Какое же это клише. Шесть.
Два. Под окнами воют коты о любовных фигурах от круга до многоугольника. Мы приходим в мир пустыми и голыми со зрачками расширенными от наркоты. И плачем, и плачем, и платим за всё. И за всех, кто не ты. Кто нас не спасет.
Три. Распирает от нежности и тепла, разъедает фальшивый лёд у предсердий. Сказки требуют пересказать их на новый лад. Будь милосерден… Когда бог на меня рассердится, расскажи ему, что я сгорела дотла.
Четыре. Птицы разбились по парам, схоронились по клеткам. Ты пахнешь горячим летом, сухим ветром, жженым песком. В горле тут же берется откуда-то ком. А ты гнешься с изяществом тренированного гепарда, дитя зоопарка. Помнишь, как за партой ты сидел какой-то другой девчонкой, чтоб потом слать к черту? Переступать, да перечеркивать…
Пять. Снег крошится в стекло, растекается морем. Ты знаешь, ты ведаешь, что же такое горе? Где твой край, твой опасный склон? Где я встречу тебя опять, чтобы бросить спать?
Как же это банально. Какое же это клише. Шесть.
пятница, 05 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Я тут правитель, и пока мне не встречался тот, что мог бы быть достаточно силен и надежен, чтобы я расслабилась и сказала "решай, за нас двоих решай, а я пойду за тобой". Чтобы я сняла с головы корону, тяжелую, неподъемную, и покатилась бы она к ногам его, венчая властью. Чтобы расплела я косы свои тугие и сменила бы мантию на легкую амазонку, чтоб умчаться тут же на волю вольную да на лихом скакуне. Чтоб смех мой звенел горным хрусталем, а отчаянная ответственность не накрывала с головой лавиной.
А до тех пор, пока я не встречу его, я здесь и король, и верховный судья, и глава церкви. Я – всеотец, пусть хрупки плечи девичьи. Да будет так, отныне и вовеки.
А до тех пор, пока я не встречу его, я здесь и король, и верховный судья, и глава церкви. Я – всеотец, пусть хрупки плечи девичьи. Да будет так, отныне и вовеки.
среда, 03 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Изначально мне виделись Соби и Сеймей, но как-то так вдруг неожиданно появился Ритцу.
В общем, я в затруднении, но Соби точно Соби.
Огнем по запястьям, по тонким изгибам рук
Оковы сжимаются, словно хотят стать кожей,
И это так сладостно больно, словно недуг
Раздробил мои кости, легкие выжег ложью.
Теплой кожей пахнет охочий до боли кнут,
Рассекает уверенно участок между лопаток.
Для меня ничего нет сакральней этих минут,
Когда кровь моя медленно, словно патока
Проступает, стекает, делит с точностью пополам
Алой нитью судьбы, линией властной ладони.
Позволь только раз себе - искренне целовать,
И я выдержу все грани боли.
В общем, я в затруднении, но Соби точно Соби.
Огнем по запястьям, по тонким изгибам рук
Оковы сжимаются, словно хотят стать кожей,
И это так сладостно больно, словно недуг
Раздробил мои кости, легкие выжег ложью.
Теплой кожей пахнет охочий до боли кнут,
Рассекает уверенно участок между лопаток.
Для меня ничего нет сакральней этих минут,
Когда кровь моя медленно, словно патока
Проступает, стекает, делит с точностью пополам
Алой нитью судьбы, линией властной ладони.
Позволь только раз себе - искренне целовать,
И я выдержу все грани боли.
понедельник, 01 апреля 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Иногда делаешь что-то такое знакомое и забытое, например, втягиваешь дым тонких сигарет и помнишь. Поразительно остро помнишь, как я сидела на твоей кухне, пила кофе из огромных высоких бокалов и любила твой смех. Невыносимо любила, так он хорош. И так больно становится от того, что мы потеряли это, убили в себе, и теперь вежливо улыбаемся друг другу. Нет, и вовсе молчим. Как же невозвратно все это, как невозможно.
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Алиса, послушай, вот кролик исчез в норе,
Вот Шляпник уже заварил роковой свой чай,
Чеширский котяра свою заготовил речь.
Пора бы уже начать.
Алиса, верь сказке, делай сюжетный ход.
Бутылочка с ядом ждет тебя на столе.
На твою душу поставлен давно штрих-код,
Поздно долдонить "нет".
Алиса, все ставки сделаны в казино.
Вот Королева отмашку дает рукой.
Так что не плачь, девочка, и не ной,
Чтоб в нору лез кто другой.
Алиса, пусть страшен путь твой и одинок,
Пусть бой твой неравен, и ты падешь,
ты должна лезть вопреки всем "но".
Чего же тогда ты ждешь?
Алиса, великий Кэрролл был справедлив.
Он создал нору ровно так, как тебе упасть.
Не медли же, девочка. Муку свою не дли.
Ступай.
Вот Шляпник уже заварил роковой свой чай,
Чеширский котяра свою заготовил речь.
Пора бы уже начать.
Алиса, верь сказке, делай сюжетный ход.
Бутылочка с ядом ждет тебя на столе.
На твою душу поставлен давно штрих-код,
Поздно долдонить "нет".
Алиса, все ставки сделаны в казино.
Вот Королева отмашку дает рукой.
Так что не плачь, девочка, и не ной,
Чтоб в нору лез кто другой.
Алиса, пусть страшен путь твой и одинок,
Пусть бой твой неравен, и ты падешь,
ты должна лезть вопреки всем "но".
Чего же тогда ты ждешь?
Алиса, великий Кэрролл был справедлив.
Он создал нору ровно так, как тебе упасть.
Не медли же, девочка. Муку свою не дли.
Ступай.
воскресенье, 31 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Неужели не слышишь, как в трубах шумит вода,
Как в далекой Сахаре неспешно бредет караван,
Как милая девочка милому мальчику в дар
Разрешает себя по-взрослому целовать?
Неужели великая сущность простейших вещей
Миновала тебя, не задев даже плечом?
Не случалось ни разу, что на твое "зачем"
Говорили в ответ "ты сам-то знаешь, о чем..."?
О чем ты, хороший? Вопросы дробятся в пыль,
В сахарский песок, кристаллики, порошок...
А сказка с избитым сюжетом упрется в быль,
Глотая горячий кофе, да злой смешок.
Принцесса дождется принца, чтоб под венец
Сбежать от драконов и мачех, ведьм всех мастей.
И тут, мой хороший, как правило, сказке конец,
Поскольку принцессы частенько мутируют в стерв,
А принцы подавно падают в наших глазах.
Точнее, упали бы, если б кто стал смотреть
Послефинальный и неинтересный акт,
В котором реальность проглядывает на треть.
А, ладно, забудем... Что я тебе объясню,
Если ты веришь даже в фальшивую кровь?
Адские псы давно потеряли свой нюх,
И мне нечем крыть... а ты - если можешь - крой.
Как в далекой Сахаре неспешно бредет караван,
Как милая девочка милому мальчику в дар
Разрешает себя по-взрослому целовать?
Неужели великая сущность простейших вещей
Миновала тебя, не задев даже плечом?
Не случалось ни разу, что на твое "зачем"
Говорили в ответ "ты сам-то знаешь, о чем..."?
О чем ты, хороший? Вопросы дробятся в пыль,
В сахарский песок, кристаллики, порошок...
А сказка с избитым сюжетом упрется в быль,
Глотая горячий кофе, да злой смешок.
Принцесса дождется принца, чтоб под венец
Сбежать от драконов и мачех, ведьм всех мастей.
И тут, мой хороший, как правило, сказке конец,
Поскольку принцессы частенько мутируют в стерв,
А принцы подавно падают в наших глазах.
Точнее, упали бы, если б кто стал смотреть
Послефинальный и неинтересный акт,
В котором реальность проглядывает на треть.
А, ладно, забудем... Что я тебе объясню,
Если ты веришь даже в фальшивую кровь?
Адские псы давно потеряли свой нюх,
И мне нечем крыть... а ты - если можешь - крой.
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Чувство такое, будто что-то сломалось и не срослось, переродилось в усталость, тупую злость, бьющуюся в виске. Расскажи мне, с кем ты просыпаешься и строишь свой лучший мир, растишь кипарис и мирт, ненавидишь март? Кто из этих женщин тебе не мать, не сестра, а вместо меня возлюбленная со своими страстями, привычками и коронными блюдами? Расскажи мне все, что таится в твоих глазах, а сказать нельзя, чтоб без боли, чтоб без тупой подкожной иглы, полуталых глыб, полумерзлых рыб. Бог с тобою.
Этот бог прибывает в тебе, как слабость таится в силе. Мой хороший, коль о тебе б спросили, что сказала бы, солгала бы? Приукрасила, как все было. Как ты юный, хмельной, красивый целовал мои пальцы с пылом полюбившего саму смерть, а теперь боишься смотреть. Не боишься? Да, ладно, будет. Я ведь чувствую всех змей грудью оттого, что их яд так труден к усвоению организма. Бисер правды давно нанизан на короткие нитки мыслей.
Где-то солнце хмельно и пьяно разливает полусухое по бутылкам и по бокалам, отдавая жар задарма. Ну, а с нами не происходит ни хорошее, ни плохое. Мы сломались и обмельчали. Эндшпиль, милый мой. Шах и мат.
Этот бог прибывает в тебе, как слабость таится в силе. Мой хороший, коль о тебе б спросили, что сказала бы, солгала бы? Приукрасила, как все было. Как ты юный, хмельной, красивый целовал мои пальцы с пылом полюбившего саму смерть, а теперь боишься смотреть. Не боишься? Да, ладно, будет. Я ведь чувствую всех змей грудью оттого, что их яд так труден к усвоению организма. Бисер правды давно нанизан на короткие нитки мыслей.
Где-то солнце хмельно и пьяно разливает полусухое по бутылкам и по бокалам, отдавая жар задарма. Ну, а с нами не происходит ни хорошее, ни плохое. Мы сломались и обмельчали. Эндшпиль, милый мой. Шах и мат.
пятница, 29 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Порой возникает такое странное чувство, что в воздухе есть что-то разрушающее. Вдыхаешь – и ломаешься внутри. Или ты уже изначально сломан, а легкое дуновение ветра просто разметает весь внутренний хлам, что ты накопил в себе. Не знаю, но я почему-то чувствую себя Муми-троллем, который знает, что Снусмумрик не вернется из очередного путешествия. Я выйду из своей зимней спячки, а его не будет. И ничего больше не будет. Хотя ничего как раз таки и останется или появится, раз раньше что-то было и Снусмумрик был. А теперь нет его, ушел, сломался. Прямо как я.
четверг, 28 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Разве у этого мира остались правила?
Он грезит безумием, альтернативным сюжетом,
Где шины шуршат негромко по белому гравию,
Мальчик-игрушка поправляет манжеты,
Девочка-кукла, что рядом с ним, на экране
Мелькает, снимается в фильмах малобюджетных,
Чистейшем порно, раздвигая ноги и душу
За отблеск славы, за минуту решимости,
За шанс на светлое или хотя бы лучшее,
Отказ от лжи и обнажение лживого...
Черт, это реальность, в которой так же не слушают,
А в лампах уже ни огня, ни жалкого джина.
И как-то выходит, что в итоге правил-то нет.
Каждый волен идти по пути сугубо личному,
Не молить о спасении, не плакать навзрыд во сне,
Не соблюдать видимости приличия,
Не слушать минздрав о вреде сигарет
И жить, в общем, отлично...
Он грезит безумием, альтернативным сюжетом,
Где шины шуршат негромко по белому гравию,
Мальчик-игрушка поправляет манжеты,
Девочка-кукла, что рядом с ним, на экране
Мелькает, снимается в фильмах малобюджетных,
Чистейшем порно, раздвигая ноги и душу
За отблеск славы, за минуту решимости,
За шанс на светлое или хотя бы лучшее,
Отказ от лжи и обнажение лживого...
Черт, это реальность, в которой так же не слушают,
А в лампах уже ни огня, ни жалкого джина.
И как-то выходит, что в итоге правил-то нет.
Каждый волен идти по пути сугубо личному,
Не молить о спасении, не плакать навзрыд во сне,
Не соблюдать видимости приличия,
Не слушать минздрав о вреде сигарет
И жить, в общем, отлично...
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Солнце - горячими каплями на ладонях.
Его не вытравишь, все равно обожжет,
Стоит только отдаться вере своей и доле.
Вот новый знакомый, словно кровавый божок,
Вены царапает не поперек, а вдоль нам.
Мы - его дочери, матери, сестры, жены...
Солнце сгорает в груди, сердца лишенной.
А Бог возвращает гвоздями в запястьях должок.
Его не вытравишь, все равно обожжет,
Стоит только отдаться вере своей и доле.
Вот новый знакомый, словно кровавый божок,
Вены царапает не поперек, а вдоль нам.
Мы - его дочери, матери, сестры, жены...
Солнце сгорает в груди, сердца лишенной.
А Бог возвращает гвоздями в запястьях должок.
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
среда, 27 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Он стоит и глотает горький гортанный крик.
Она так покалечила что-то совсем внутри,
Что он вгрызается в обескровленные свои губы,
Говорит неприветливо, зло и намеренно грубо,
Но нутром до последней кости горит.
И тут обретается конец всех его мостовых.
Вот оно счастье - с ней переходить на Вы.
Он замирает, приучено вдохом сменяя выдох,
Делая свой последний и самый надежный вывод...
Как бессмысленно звать и выть.
Красивая девочка, сердце - осколок льда:
Ни растопить, ни расколоть, ни отдать,
Ни пожалеть, ни пожелать, ни пожертвовать.
Синие птицы вечность томятся по жердям,
Пока вместо крови в его Герде течет вода.
Она так покалечила что-то совсем внутри,
Что он вгрызается в обескровленные свои губы,
Говорит неприветливо, зло и намеренно грубо,
Но нутром до последней кости горит.
И тут обретается конец всех его мостовых.
Вот оно счастье - с ней переходить на Вы.
Он замирает, приучено вдохом сменяя выдох,
Делая свой последний и самый надежный вывод...
Как бессмысленно звать и выть.
Красивая девочка, сердце - осколок льда:
Ни растопить, ни расколоть, ни отдать,
Ни пожалеть, ни пожелать, ни пожертвовать.
Синие птицы вечность томятся по жердям,
Пока вместо крови в его Герде течет вода.
вторник, 26 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Жизнь до встречи с тобой смахивала на самоубийство,
Серьезно, смерть была красочной перспективой.
Я шептала молитвой: "Хотя бы чуть-чуть влюбись..."
Сто раз бросала курить, отрицая сам факт никотина.
Я рассказала бы больше, если б позволила память,
Точнее ее обрывки, осколки, вырванное из контекста.
Как нелегко отличать письма твои от спама
И обнажаться самым наивным и детским.
Как улыбаться стеклянно и биться в слезах стекольно,
Содрагаясь от страха, звонко чеканить шаг.
Я рассказала бы, правда... А ты расскажи мне, сколько
Стоит совсем больная уже не моя душа?
Сколько пустых прихожих, битых кофейных кружек,
Втоптанных в твердость улиц не для меня цветов?
Ты расскажи, хороший, как мне теперь не нужен,
И, подсчитав расходы, всему подведи итог.
Серьезно, смерть была красочной перспективой.
Я шептала молитвой: "Хотя бы чуть-чуть влюбись..."
Сто раз бросала курить, отрицая сам факт никотина.
Я рассказала бы больше, если б позволила память,
Точнее ее обрывки, осколки, вырванное из контекста.
Как нелегко отличать письма твои от спама
И обнажаться самым наивным и детским.
Как улыбаться стеклянно и биться в слезах стекольно,
Содрагаясь от страха, звонко чеканить шаг.
Я рассказала бы, правда... А ты расскажи мне, сколько
Стоит совсем больная уже не моя душа?
Сколько пустых прихожих, битых кофейных кружек,
Втоптанных в твердость улиц не для меня цветов?
Ты расскажи, хороший, как мне теперь не нужен,
И, подсчитав расходы, всему подведи итог.
понедельник, 25 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
О нас еще расскажут такое, чего самим о себе никогда не узнать. О том, как мы не желали зла, как прорастали в других, словно сквозь плодородную почву злак. Как в нас завывал норд уже не измеримый в узлах, хотя это мы, пожалуй, уже и знали. Хотя бы догадывались, хотя бы.
Как плакали [и до сих пор плачем] навзрыд, перемазанные золой, кричали “не тронь”, вопили “долой, долой…” Только ведь никто не приходил и не уходил, не свергался. Каждый, кто хоть каплю любил нас, в нас же и царствовал. Царил, как покой и божия благодать. А нам нечего было дать, кроме своего тела. Большего – не хотелось.
Взлетали в разбеге разве что под потолок [а иногда и ниже], и просто хотели вернуться самими собой домой. Нас не желали такими, потому что не видели, не знали, не слышали. А мы ведь были. Мы помним, что точно были…
А дома не было, как до сих пор и нет.
Расскажут такое и в таких чудесных эпитетах, что мы возьмем и поверим в весь этот бред.
Как плакали [и до сих пор плачем] навзрыд, перемазанные золой, кричали “не тронь”, вопили “долой, долой…” Только ведь никто не приходил и не уходил, не свергался. Каждый, кто хоть каплю любил нас, в нас же и царствовал. Царил, как покой и божия благодать. А нам нечего было дать, кроме своего тела. Большего – не хотелось.
Взлетали в разбеге разве что под потолок [а иногда и ниже], и просто хотели вернуться самими собой домой. Нас не желали такими, потому что не видели, не знали, не слышали. А мы ведь были. Мы помним, что точно были…
А дома не было, как до сих пор и нет.
Расскажут такое и в таких чудесных эпитетах, что мы возьмем и поверим в весь этот бред.
понедельник, 18 марта 2013
Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
