Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
читать дальшеНочь вступала в свои права. Ей был пропитан воздух, холодные звезды и листва деревьев. Даже его волосы и одежда впитали этот запах.
Он знал, почему ночь сегодня так сильно и остро пахнет. Он ждал.
Сегодня возвращался тот, кому следовало сделать это уже давно. Он просто обязан был вернуться. Сама ночь шептала о его возвращении.
В дверь коротко позвонили. Так, словно предпочли бы, чтобы хозяин не услышал звонка и не открыл. Так, чтобы уйти со спокойной совестью и чувством легкого неудовлетворения.
Но хозяин слишком долго ждал. Он открыл дверь.
На пороге стоял Он. Все такой же и снова совершенно иной. Казалось, он не постарел и на день за их тысячу лет.
-Ты ведь ждал.
-Конечно.
-Тебе не надоедает все время ждать?
Он промолчал, потому что не мог признаться Ему, что еще вчера он даже и не вспоминал о Нем. Еще вчера он смеялся и плакал с кем-то другим, а сегодня воздух пах Им. Сегодня Он возвращался.
-Я, наверное, уже надоел тебе?
-Наверное.
Он протянул руку и коснулся кончиков отросших за последние годы серебристых прядей. Ему всегда казалось, что они и, правда, из серебра. Тончайшей серебряной нити. Дотронешься и порежешь пальцы. Но беда в том, что он не касался ничего мягче и легче этих волос.
-Они всегда тебе нравились.
Не усмехайся. Да, всегда. А как же иначе? Ведь это Твои волосы. Ведь это Ты.
Почему всегда хочется плакать и молчать, когда Он рядом?
-Я могу войти или мы всю вечность простоим на пороге?
-Конечно.
Конечно, целую вечность. Зачем еще нужна эта гребаная вечность, если не для этого? Да ты и сам знаешь.
Он проходит внутрь, прямиком в гостиную, минуя небольшой коридор. Двери ненадолго скрывают его профиль.
Опять этот ком в горле. Он тихонько вытирает слезы, закрывая входную дверь. Сейчас ему кажется, что все это глупо.
Он стоит посреди комнаты, словно не знает, что он здесь вообще забыл. Забыл? Ах да, его он забыл. Но это не важно.
-Здесь совсем ничего не изменилось.
-А ты что-то запомнил в последний раз?
-Я помню все, что связано с этим домом, за последние двести лет.
Конечно, помнишь. Ты все всегда помнишь. Ты не возвращаешься, чтобы уточнить какую-нибудь мелкую деталь. Например, жив ли я еще. А я еще жив?
-Ты надолго?
-А если я скажу, что насовсем?
У меня остановится сердца. Да что там, разорвется. Разлетится на кусочки. Так, что ни один хирург не сошьет.
-А ты насовсем?
-Может быть.
Он подходит вплотную, и это так нелепо смотрится. Когда они вот так близко, но совсем не знают друг друга. Пока не знают.
Он касается пальцами Его губ. Легко. Но это первое прикосновение как катализатор. Будит в крови память. В самой коже.
Они помнят друг друга. Наизусть знают. Наперед.
Они жадные. Грубые. Они вцепляются друг в друга так, словно хотят растерзать, уничтожить. Словно хотят спастись, выбраться из океана одиночества на сушу или утонуть, сжав в объятьях друг друга. Захлебнуться своей любовью.
Жарко. Когда Он приходит, всегда жарко. Словно с Ним приходит пятое время года. Приходит, чтобы спалить его душу дотла. А он и рад.
Он разрешает Ему все и даже больше. Разрешает кусать губы до крови и слизывать ее. Разрешает сжимать ребра до хруста. Разрешает оставлять синяки на бедрах. Разрешает иметь себя, до ломоты в теле. Разрешает кончать в него.
А потом прижимает Его так крепко, словно не знает, что будет завтра. Целует мокрый лоб.
Прощается с Ним.
Он каждый раз честно пытается не заснуть и быть с Ним до конца. Чтобы разбудить Его чем-то банальным вроде “я люблю тебя”. Ни разу не получалось.
Он просыпается ближе к полудню и по привычке ждет, когда тоска начнет разливаться в груди. Но в этот раз все как-то не так. Тоска не приходит. Потому что Он смотрит на него и Он счастлив.
-Я ведь сказал, что насовсем.
Они смеются, потому что ладони судьбы сейчас опустят занавес.
Он знал, почему ночь сегодня так сильно и остро пахнет. Он ждал.
Сегодня возвращался тот, кому следовало сделать это уже давно. Он просто обязан был вернуться. Сама ночь шептала о его возвращении.
В дверь коротко позвонили. Так, словно предпочли бы, чтобы хозяин не услышал звонка и не открыл. Так, чтобы уйти со спокойной совестью и чувством легкого неудовлетворения.
Но хозяин слишком долго ждал. Он открыл дверь.
На пороге стоял Он. Все такой же и снова совершенно иной. Казалось, он не постарел и на день за их тысячу лет.
-Ты ведь ждал.
-Конечно.
-Тебе не надоедает все время ждать?
Он промолчал, потому что не мог признаться Ему, что еще вчера он даже и не вспоминал о Нем. Еще вчера он смеялся и плакал с кем-то другим, а сегодня воздух пах Им. Сегодня Он возвращался.
-Я, наверное, уже надоел тебе?
-Наверное.
Он протянул руку и коснулся кончиков отросших за последние годы серебристых прядей. Ему всегда казалось, что они и, правда, из серебра. Тончайшей серебряной нити. Дотронешься и порежешь пальцы. Но беда в том, что он не касался ничего мягче и легче этих волос.
-Они всегда тебе нравились.
Не усмехайся. Да, всегда. А как же иначе? Ведь это Твои волосы. Ведь это Ты.
Почему всегда хочется плакать и молчать, когда Он рядом?
-Я могу войти или мы всю вечность простоим на пороге?
-Конечно.
Конечно, целую вечность. Зачем еще нужна эта гребаная вечность, если не для этого? Да ты и сам знаешь.
Он проходит внутрь, прямиком в гостиную, минуя небольшой коридор. Двери ненадолго скрывают его профиль.
Опять этот ком в горле. Он тихонько вытирает слезы, закрывая входную дверь. Сейчас ему кажется, что все это глупо.
Он стоит посреди комнаты, словно не знает, что он здесь вообще забыл. Забыл? Ах да, его он забыл. Но это не важно.
-Здесь совсем ничего не изменилось.
-А ты что-то запомнил в последний раз?
-Я помню все, что связано с этим домом, за последние двести лет.
Конечно, помнишь. Ты все всегда помнишь. Ты не возвращаешься, чтобы уточнить какую-нибудь мелкую деталь. Например, жив ли я еще. А я еще жив?
-Ты надолго?
-А если я скажу, что насовсем?
У меня остановится сердца. Да что там, разорвется. Разлетится на кусочки. Так, что ни один хирург не сошьет.
-А ты насовсем?
-Может быть.
Он подходит вплотную, и это так нелепо смотрится. Когда они вот так близко, но совсем не знают друг друга. Пока не знают.
Он касается пальцами Его губ. Легко. Но это первое прикосновение как катализатор. Будит в крови память. В самой коже.
Они помнят друг друга. Наизусть знают. Наперед.
Они жадные. Грубые. Они вцепляются друг в друга так, словно хотят растерзать, уничтожить. Словно хотят спастись, выбраться из океана одиночества на сушу или утонуть, сжав в объятьях друг друга. Захлебнуться своей любовью.
Жарко. Когда Он приходит, всегда жарко. Словно с Ним приходит пятое время года. Приходит, чтобы спалить его душу дотла. А он и рад.
Он разрешает Ему все и даже больше. Разрешает кусать губы до крови и слизывать ее. Разрешает сжимать ребра до хруста. Разрешает оставлять синяки на бедрах. Разрешает иметь себя, до ломоты в теле. Разрешает кончать в него.
А потом прижимает Его так крепко, словно не знает, что будет завтра. Целует мокрый лоб.
Прощается с Ним.
Он каждый раз честно пытается не заснуть и быть с Ним до конца. Чтобы разбудить Его чем-то банальным вроде “я люблю тебя”. Ни разу не получалось.
Он просыпается ближе к полудню и по привычке ждет, когда тоска начнет разливаться в груди. Но в этот раз все как-то не так. Тоска не приходит. Потому что Он смотрит на него и Он счастлив.
-Я ведь сказал, что насовсем.
Они смеются, потому что ладони судьбы сейчас опустят занавес.
@темы: проза