Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Я могла бы ждать тебя целую вечность, отсчитывая по пять минут.
Я могла бы смирить все бури, утешить все скорби, но я не стала.
Не потому что ты плох, а я хороша. Дай, глупый, тебя обниму
И пойду топить льды, засыпать пропасти, гасить все земные вулканы.
Ты не думай, мой нежный, что это жребий судьбы или высший путь.
Я не сильней любой женщины, прощающейся навеки с любовью в сердце.
Я смотрю на восток и, слепая когда-то, явственно вижу тропу
В райские кущи, где Бог меня ждет и даже немного сердится.
Я слышу, как падают яблоки с вечного древа с почти перезвонным стуком,
Как ветви скрипят натужно, когда Змей их сжимает кольцом.
Закат догорает, и первые звезды несмело, неслышно и тускло
Сияют над миром, освещая его и усталое божье лицо.
К чему это я... Подошло наше время проститься, простить и отринуть.
Мой славный, молись за меня, пока лето совсем не истлеет в осень.
А с первым холодным ветром, журавлиным тоскливым криком
Забудь обо мне и вовсе.
Я могла бы смирить все бури, утешить все скорби, но я не стала.
Не потому что ты плох, а я хороша. Дай, глупый, тебя обниму
И пойду топить льды, засыпать пропасти, гасить все земные вулканы.
Ты не думай, мой нежный, что это жребий судьбы или высший путь.
Я не сильней любой женщины, прощающейся навеки с любовью в сердце.
Я смотрю на восток и, слепая когда-то, явственно вижу тропу
В райские кущи, где Бог меня ждет и даже немного сердится.
Я слышу, как падают яблоки с вечного древа с почти перезвонным стуком,
Как ветви скрипят натужно, когда Змей их сжимает кольцом.
Закат догорает, и первые звезды несмело, неслышно и тускло
Сияют над миром, освещая его и усталое божье лицо.
К чему это я... Подошло наше время проститься, простить и отринуть.
Мой славный, молись за меня, пока лето совсем не истлеет в осень.
А с первым холодным ветром, журавлиным тоскливым криком
Забудь обо мне и вовсе.