Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Что-то во мне хрустит бутылочным битым стеклом.
Вот тут когда-то была ненависть, а здесь разгулялась боль,
Я была счастлива, вот шрам чуть ниже колена.
Почему все сломалось и обернулось тленом,
Рассыпалось прахом, осело на душу пеплом...
Я презираю то, чем стала, пока я была с тобой.
Я пахну порохом, серебром всего одной пули.
В глотке - сухая усталость, горячий стекольный песок.
Ветер шепчет мне страшную сказку,
Как трудно ты входишь в меня без смазки,
Как однажды целишься даже не прямо, а наискосок,
А я улыбаюсь стервозно: "Милый...и хули?"
И это смешно до истерики, до добротного бешенства.
Линии на ладонях стираются, словно ластиком.
Хочется обложить тебя матом и переломать пальцы...
Но вместо этого: "Милый, ты спятил",
А потом снова скулить и отчасти по-сучьи ластиться.
По-моему, это нежность.
И вот так все закончилось, где-то на этой точке.
Я перебесилась, ты тоже вроде пришел в норму или ее подобие.
Твоя новая детка звонит мне, чтоб позлорадствовать всласть.
И знаешь, я не держу на нее и ей подобных даже крупицы зла,
Не скалюсь волком, не гляжу исподлобья...
Потому что я обесточена.
Вот тут когда-то была ненависть, а здесь разгулялась боль,
Я была счастлива, вот шрам чуть ниже колена.
Почему все сломалось и обернулось тленом,
Рассыпалось прахом, осело на душу пеплом...
Я презираю то, чем стала, пока я была с тобой.
Я пахну порохом, серебром всего одной пули.
В глотке - сухая усталость, горячий стекольный песок.
Ветер шепчет мне страшную сказку,
Как трудно ты входишь в меня без смазки,
Как однажды целишься даже не прямо, а наискосок,
А я улыбаюсь стервозно: "Милый...и хули?"
И это смешно до истерики, до добротного бешенства.
Линии на ладонях стираются, словно ластиком.
Хочется обложить тебя матом и переломать пальцы...
Но вместо этого: "Милый, ты спятил",
А потом снова скулить и отчасти по-сучьи ластиться.
По-моему, это нежность.
И вот так все закончилось, где-то на этой точке.
Я перебесилась, ты тоже вроде пришел в норму или ее подобие.
Твоя новая детка звонит мне, чтоб позлорадствовать всласть.
И знаешь, я не держу на нее и ей подобных даже крупицы зла,
Не скалюсь волком, не гляжу исподлобья...
Потому что я обесточена.