Я колода карт пересчитанная, мной теперь можно играть.
Солнце стекает горьким гранатовым соком, переполняя бокалы, рубином искрится в песке.
Я говорю о погоде, как все англичане, о биржевой сводке, курю тонкий винстон, ты тоже тонкий кент.
Между нами высятся стены, прочные, страшные, мне кажется, что из непонимания и оргстекла.
Ты по старой привычки выставляешь индексы моим истерикам и твердишь про какой-то уклад.
А у меня не укладывается в моих странных мыслях, в моих тонких пальцах, в дыме от сигарет,
Что со всем этим делать, когда тебя снова повысят, а мне скажут с прискорбием, что меня больше нет.
Ты устало вздохнешь, станешь враз злым и взрослым и пробьешь меня словно на кассе штрих-код,
А во мне силы останется разве что с горстку зашкафной пыли, накопленной ровно за один год.
Вот ты смотришь мне в душу, смеешься чуть слышно, даже не размыкая сжатых упрямо губ,
А мне больно, и больно, и больно, и больно, и больше не лучше, и я ничего сама уже не могу.
Ветер гонит прохладу, я кутаюсь зябко в обрывки когда-то звенящей, а ныне пустой души,
И все, что могу я сказать непредвзято, самой себе тихо и как-то несмело...
Детка, дыши.
Я говорю о погоде, как все англичане, о биржевой сводке, курю тонкий винстон, ты тоже тонкий кент.
Между нами высятся стены, прочные, страшные, мне кажется, что из непонимания и оргстекла.
Ты по старой привычки выставляешь индексы моим истерикам и твердишь про какой-то уклад.
А у меня не укладывается в моих странных мыслях, в моих тонких пальцах, в дыме от сигарет,
Что со всем этим делать, когда тебя снова повысят, а мне скажут с прискорбием, что меня больше нет.
Ты устало вздохнешь, станешь враз злым и взрослым и пробьешь меня словно на кассе штрих-код,
А во мне силы останется разве что с горстку зашкафной пыли, накопленной ровно за один год.
Вот ты смотришь мне в душу, смеешься чуть слышно, даже не размыкая сжатых упрямо губ,
А мне больно, и больно, и больно, и больно, и больше не лучше, и я ничего сама уже не могу.
Ветер гонит прохладу, я кутаюсь зябко в обрывки когда-то звенящей, а ныне пустой души,
И все, что могу я сказать непредвзято, самой себе тихо и как-то несмело...
Детка, дыши.