[R_o_s_e_b_u_d]

Остров

По черной траве я иду к тебе,
По черной траве...
В ветвях запутался соловей,
В умершей листве.
И гасит шорох моих шагов
Тумана плед,
Где отраженье банальных снов
Змеится вслед...
Целую призраков, пью вино,
Смеюсь в зенит,
Неторопливо в немом кино
Вращаю дни.
Почти случайной дарю навек
Свое кольцо,
И грудь сжимает железный век,
Дыша в лицо...
В любое время застывших нот
Здесь так темно.
Твоя трибуна - мой эшафот,
Уже одно!
И звезды падают с высоты,
Цветной горох..
А запах серы из темноты
Корежит вдох.
В горячем смерче чужих кровей
На робкий свет -
По черной траве я иду к тебе,
По черной траве...
***
Владимир давно не видел Джона, его образ почти стерся из его памяти. И с каждым разом ему становилось все проще забывать его. Боль сглаживалась, выцветала, сходила на нет. Колкости задевали все меньше. В конце концов, они виделись раз в год, и у него было достаточно времени, чтобы не думать о Джоне. У него была целая жизнь, с которой нужно было что-то делать.
Со дня рождения Владимира прошло три месяца, в этом году ему исполнилось 26. Он чувствовал себя уставшим, выжатым, больным. Все было как всегда. Риточка постоянно говорила ему, что пора бы отправиться в отпуск. Но Владимир не хотел отдыхать, потому что знал, что стоит ему только остановиться, он сразу начнет думать о чем-то совершенно ненужном и лишнем. Возможно, о Джоне.
Владимир помнил, как когда-то давно Джон мерещился ему на каждом шагу. Слишком много места в его жизни было отведено лучшему другу. И даже когда Владимир переехал в Россию и впервые переступил порог своего нового жилища, ему вдруг показалось, что сейчас из кухни выскочит Пауло и кинется его душить, то есть стискивать в дружеских объятиях, конечно же. Но квартира встретила его тишиной и мертвым пустым комфортом. Корф понял, что ему придется привыкать жить с этим…а коньяк – лучшее лекарство. Со временем и это прошло, ожидание Пауло постепенно выветрилось.
Но на этих чертовых днях рождения Владимир все еще надеялся и ненавидел себя за эту надежду. И Джона ненавидел, и Кристи, которая, слава богу, игнорировала приглашения отца на семейные праздники. И особенно он ненавидел себя, потому что никак не мог перебороть то, что засело так глубоко у него в груди, что хотелось выдрать это к чертовой матери, а приходилось залечивать, промывать спиртом, накладывать повязки и снова надеяться, что все будет хорошо. А Джон совсем не помогал ему, орудуя словами не хуже скальпеля. Из него бы вышел прекрасный хирург. Не менее прекрасный, чем модель.

Риточка снова заныла про отпуск, и Корф неожиданно для себя согласился. А катись оно все, он не вечный.
Попросив Риточку рассортировать дела по важности и отправить ему по факсу только самые срочные, а заодно выбрать ему какое-нибудь уютное местечко для отдыха, Корф отправился в бильярдную. Отдых так отдых.
Риточка подобрала что-то тропическое, Корф не интересовался названием острова, Корф уже отдыхал. И ничего толком не знал он о месте своего пребывания даже после посадки самолета. В конце концов, вряд ли у Риточки хватит фантазии на что-то кроме Фиджи или Доминикан.
Ну, надо же…Доминиканы. И как он догадался…мистика просто. Но Корфу здесь нравилось, чем-то напоминало о детстве. Пляжи с выбеленный солнцем и промытым тысячами приливов песком, мягкий шелест пальмовых листьев, и какой-то удивительный покой. Умиротворение, которого так не хватало Владимиру. В конце концов, по приезду в Россию он только и делал что работал.
Но видимо судьба не любит Владимира или просто точит на него зуб. Угадайте, кого еще занесло в ту же географическую точку, что и Корфа…и правильный ответ – Джона Кортахарена. И чтоб уж Корфу было еще веселее, новая звезда модельного бизнеса поселилась в том же отеле. Трудно описать словами, как был рад Владимир. Настолько, что напился в тот же день в одном из маленьких баров, разбросанных по всему острову, до чертиков.
Правда, вряд ли Джон знал, что Владимир так близко. Вряд ли он вообще знал, что Корф находится на одном острове с ним. В конце концов, о приезде Корфа не вещали по телевидению, да и пресса не рвалась сообщать об этом общественности. Зато Джона разве что на сувениры не рвали.
Корф видел его приезд, как тот выбирался из машины с широкой улыбкой, шел по дороге к отелю с той же улыбкой, отвечал на вопросы с улыбкой, улыбался с…в общем, сиял. И ненависть вспыхивала с новой силой, словно по подживающим, покрывшимся тонкой корочкой ранкам провели скальпелем. А хирург довольно скалится, только вот Корф все меньше надеется, что это заживет. И он сбегает в тот же день, переезжает в другой отель, обходит большие скопления людей, а при звучании поблизости имени бывшего друга спешно уходит бродить по заброшенным пляжам, где модель мирового масштаба точно не встретишь. Но раз уж судьба решила играть, то ее не остановится.
Прогуливаясь однажды по побережью, Владимир чуть не попал на съемочную площадку, но, слава богу, остался никем не замечен. Нетрудно было догадаться, зачем Джон оказался здесь. Работа. Он ведь по сути такой же трудоголик, как и Корф, в своем роде. Владимир не спешил уходить, вместо этого он, так никем и не замеченный, устроился в тени деревьев и просто наблюдал за процессом. Джон знал свое дело. Корф смотрел на его лицо и видел веселье, тихую грусть, какое-то шальное безумие, похоть, вечную молодость и раздолбайство…все, что мог навеять этот пляж. И ему казалось, что это и, правда, должно быть увлекательно. Но когда Джон, наконец, был отпущен на небольшой перерыв, из него словно с последней вспышкой фотокамеры ушла жизнь. Постороннему это было, скорее всего, незаметно, но Владимир видел какую-то усталость в кажущейся легкости и плавности движений, пустоту в улыбке, слышал фальшивые нотки в смехе. Слишком хорошо он его знал, чтобы не заметить этого.
Но это ничего не меняло. Корф отправился обратно в отель, собирать вещи. Он улетает сегодня первым же рейсом. Он уже научился забывать Джона, привык не помнить, и не собирается разбираться, почему ему плохо. Это больше не его друг. Владимир устал переть напролом и быть серьезным. Оказывается, он тоже умеет сбегать, причем не хуже Джона.

@темы: проза, Джон и Владимир