Глядишь в столь нелюбимые теперь глаза,
которые закрыть никак нельзя
на слова лжи, слова негорькой правды.
Что я была ни капельки ни рада,
что ты ушел, прикрыв тихонько дверь.
Не хлопнул, не сорвал ее с петель.
Не позвонил ни в тот же день, ни после.
На новоселье не позвал вдруг после.
Не показал, с какой теперь молчишь,
уютно задремав за чашкой кофе.
Чей мил тебе теперь изящный профиль.
Чьих пальцев ты не смеешь целовать,
но все равно касаешься губами.
Как мелко было все, что между нами,
а с ней, конечно, только глубоко.
Когда она калачиком под бок
к тебе подкатится, как острые коленки
в твои уткнутся, и по телу ток
вдруг побежит. Весь расцветешь улыбкой,
и будешь рад. А может, даже счастлив.
Как хорошо, когда не рвет на части.
Когда тоска в груди пристыженно молчит.
Нет. Нет тоски, сплошная лёгкость только.
Конечно, ты отмучился. Ты столько
в себе надежд когда-то схоронил,
чтоб с ней они воскресли с новой силой.
Я понимаю все прекрасно, милый.
Чтоб так любить ее, меня ты и секунды не любил.